Прочитай, боль не только у тебя :'( я писал
"Старый дом"
Яркое солнце прорезало скучный сумрак холодного утра. День обещал быть теплым. Появившаяся из под нагретой солнцем доски маленькая мышка ,суетливо замельтешила на проталинке. Она тыкалась в холодные искрящиеся лужицы, и брызги маленькими капельками иногда попадали ей на шерстку, немедленно скатываясь под брюшко, а затем на землю.
Почувствовав всю силу народившегося солнца, ледяные сосульки дружно и с охотой ей покорились, радостной капелью падая на землю. На земле сейчас было веселее. Можно было влиться в бурные ускоряющиеся ручейки, смело несущиеся под уклон, и сметающие на своем пути травинки, палочки и прочий нанесенный за зиму ветром мусор. А можно было найти уже освободившуюся от морозной хватки почву и уйти вглубь, омывая корешки трав и деревьев, создавая таким образом картину невероятного превращения, из скучного черно белого мира холода и тоски, в благоухающую, полно-красочную симфонию вновь возрождающейся жизни.
Вода сейчас как никогда, чувствовала свою значимость. Она была повсюду.
Мышка, покрутившись на месте, вдруг на секунду замерла, превратившись в камень. Если бы приблизится к ней в эту секунду, то можно было бы разглядеть нервно двигающийся носик и мохнатые ушки, улавливающие любой подозрительный шорох , отличный от разлетающихся искрами капель, и журчания ручейков. Мышка мгновенно ускорилась и скрылась в спасительной норке под старой доской.
Тяжело преодолевая набухший снег из -за угла показался всклокоченный, неопрятный старый кот. Он медленно шел припадая к земле и шатаясь. За ним на тяжелом снегу нескончаемой вереницей оставались смазанные кровавые следы. Вся его морда и плече были сильно разодраны.
Это была не его весна. Голод и возраст сделали свое дело. В этот раз инстинкт заставил его попытаться сделать то, на что у него уже не хватало сил. Молодые коты были злы, и упорны в своем безумном желании. Ему крепко досталось.
Кот тащился к дому, и грязная сырая шерсть лоснилась от крови. Когда он скрылся за палисадником, мышка на мгновенье высунулась из норки, но испуганная запахом крови мгновенно скрылась обратно. Эта норка была небезопасна. Можно и с другой стороны сугробов , безопасно наслаждаться весной.
Наконец кот пришел к своему дому. Он пролез под крыльцо и пробравшись под полом до пролома, со второго раза все таки вскарабкался на обвисшие изгнившие доски.
Дом обмер. Вид раненого «Щекастого» привел его в ужас.
Кот из последних сил подошел к любимой кровати, на которой лежал старый полосатый матрас и взобравшись по груде старой провонявшей сыростью одежды, улегся в маленькое углубление, оставленное прошлыми дневными лежками.
Крыша дома, отяжеленная толстым слоем снега натужно скрипнула и осела, сломав обрешетку и залив щепу покрывающую пол чердака талой водой и комками снега.
Щекастый привлеченный шумом поднял окровавленную морду, но покорившись судьбе снова опустил ее на лапы и закрыл глаза. Шерсть на спине поднималась в такт тяжелому хриплому дыханию
-Щекастый! неслышно запричитал дом …Щекастый!
***
Дом уже пять лет как стоял покинутый жильцами. Сначала он сильно обижался и негодовал. Но со временем обида улеглась и осталось только скудное , тягостное существование. Особенно ему тяжело было зимой. Он с грустью и ностальгией вспоминал, как когда-то в молодости его приятно отапливали пахучими березовыми дровами. Ах! как он любил треск и запах горящих в печке березовых поленьев. И он совсем не боялся пожара, потому что знал - добротная русская печь в полном порядке, и внимательная хозяйка всегда следит за выскакивающими на оббитый жестью пол искрами. Это были хорошие вечера.
А запах домашних капустных щей! Томившихся в большом чугунке закатанном в печь по черным металлическим каткам. Просто сказка! Это не говоря уже о блинах на масленицу. Они так приятно дымились на столе, покрытом белой кружевной скатеркой. Да хорошие были годы. Дом тогда сильно собою гордился. Он был чисто голубого цвета, приземистый, с терраской, да еще и внутри любовно обклеен необыкновенно красивыми светлыми обоями с замысловатым узором.
А какой сервант! Да сколько не ходи по деревне такого серванта полного рюмочек и тарелочек не сыскать, даже нечего и пытаться.
Дом даже слегка обижался на большую сирень, растущую в палисаднике. Она позволила себе так разрастись, что загораживала собою чуть ли не половину его стены. Но он ей все прощал когда она распускалась весной. Ее прекрасный цвет, манящий пчел и красивых жучков, еще больше подчеркивал всю красоту голубой краски покрывающей стены. Он просто кряхтел от удовольствия, когда приходящие соседи начинали его нахваливать.
-Ах какой домик у тебя Маруська! Ну просто конфетка. И не большой и не маленький. И крыльцо удобное, и посидеть можно и белье посушить.
Очень любил дом такие визиты.
Деревня надо сказать тогда была большая. Красивых домов было много. Но на своей стороне, дом конечно был самый красивый. По крайней мере он себя так уговаривал.
Как- то в начале лета привезли из города внучков. Маленькие такие шпанята. Хозяйка глядя на них никак не могла успокоится.
-Нет, ну разветь можнать так извясти дятей?! Они жа в вашам гораде савсем желтыми сталя!. Худыя как шкилеты!
Дочери хозяйки виновато мельтешили по хозяйству, стараясь спрятаться от матерных укоров.
Дом не очень любил такой тщательной приборки и даже поскрипывал недовольно жалуясь ветру на слишком чистоплотных дочек, выметавших из него весь припрятанный в углах Домовым мусор, и высохшие котовьи какашки из под дивана.
«Кот», - (сколько их не жило), все так звались, был конечно пакостником. Любил зимой тихонько пробраться под диван и нагадить. Потом как ни в чем не бывало вылезти и привалится к печке, делая вид что ничего не произошло. Если хозяйка спала, то с рук ему это сходило. А если нет, то Кот получал сильную взбучку тряпкой, и отлучался от печки на несколько дней. Хозяйка тогда подвернула ногу, и через это иногда ленилась выметать. Ее мучили боли .
Вот эти то забытые пакости и находили дочки, сразу начиная шпынять за бардак неаккуратную маму. Но через пару дней они уезжали, и в доме опять восстанавливалось спокойствие.
Детишки тем временем лазали в песочке перед домом как два чумазых щенка. Хозяйка им не препятствовала. Она даже потом спустя много лет хвалилась рассказывая как к ней, привезли двух шкелетов «в чем душа держится?» а она их выходила.
-Залезуть в пясочек, и капашатся тама . Солнце их поджариват. Потом бягуть на болото, купатся. Накупаются и в пясочек. Смотрю розовыя стали, мордастыи. За курями носятся, хулюганы. Лидка с Шуркой приихали и не узнали. Где говорят наши шкилеты? Ха,ха,ха.
Она всегда смеялась на этом месте, довольно похлопывая себя по коленкам.
Хорошее было время. Колхоз тогда был сильным. Много техники, скота. Да и люди жили справно. Перед домом пролегала пыльная дорога уходящая в богатый густой лес. Тогда еще густой. Сейчас его повырубили почти, и продали задарма. А тогда лес шумел.
По этой дороге колхозники часто колоннами ездили на покосы. Дом любил, когда они проезжали. Нравились ему полные кузова людей раскачивающихся в такт движению машины. Особенно его умиляли женщины и девки в белых платках поющие веселые песни. Мужики- то стеснялись. Тянули папироски и с серьезными лицами смотрели вдаль, держась за борта.
Пыль только ему не нравилась. Краску очень было жалко . Но все равно, дожди смывали ее и дом снова стоял красивый, и статный.
Шли годы. Дети выросли и нашли свою любовь. Невестки изнеженные городским укладом наотрез отказывались приезжать в захолустный «комарятник»
Дочери тоже стали редко навещать Родину. Суетливое время застало их внезапно и больше уже не отпускало. Дом почувствовал наступление старости. Он с грустью вспоминал шумные компании собираемые подросшими «шкилетами» в теплые летние вечера за столиком напротив дома. Смеющихся девчонок, отбивающихся от шаловливых рук молодых, нахальных парней. Он улыбался при воспоминаниях о разгульных гуляньях которые собирались перед домом и гудели до глубокой ночи. Русские пляски под гармошку непременно с смагончиком, незлобные драки пьяных гуляк, а потом неизменные братания . Все это осталось в прошлом.
Дом одряхлел. Его любимая голубая краска обшелушилась, потрескалась и поблекла. Он с удивлением вдруг стал замечать, что машины возле него стали проезжать все реже и реже. Люди за грибами и ягодами тоже вбирали другие маршруты. А самое главное…он с ужасом увидел что стали умирать люди, живущие по соседству. А вместе с ними и их несчастные дома.
Они сначала стояли , лелея надежду, что кто нибудь пройдет около них и вдруг воскликнет….Какой хороший дом и совсем брошен! А взять и купить его! Найти тех кому он больше не нужен и перекупить!
. Но шли годы, и дома умирали так и не дождавшись спасительного путника. Они просто клонились, приседали раздавленные снегом, и расшатанные ветром. И вскоре от них оставались лишь груды деревянных костей, в которых лишь рыскали голодные коты в надежде изловить зазевавшихся многочисленных мышей.
Однажды дом увидел, как хоронят соседку тетю Катю из дома напротив. Это было ужасное зрелище.
Гроб поставили на телегу и повезли на кладбище через лес. Обычно упокойников возили по другой стороне , но в этот раз дожди сильно подтопили бугристую дорогу и повезли лесом мимо дома.
Люди шли за гробом, молча и понуро. Это было неприятное зрелище. Дом привыкший к детскому смеху и беготне, оказался не готов к таким потрясениям.
Но самое страшное людям было не видно. По дороге раскидывали еловый лапник, и тетя Катя невидимая никому, рыдая плелась позади процессии, причитая что не хочет покидать свой дом и свою деревню. Она шла босиком по лужам и накалывалась на острые еловые иголки. На ее лице были ужасные страдания. Она вытягивала вперед руки и покорно шла за своим телом. Ее никто не слышал.
Дом долго не мог оправится от этого потрясения и даже приболел пропустив воду через старый растрескавшийся шифер.
-Ну вот и Катя умярла, сказала грустно тогда хозяйка сидя в тишине. Скоро и мой черед. Она не плакала. Только поправила волосы под черным платком нем моргая смотря в одну точку. Но дом видел как у нее в этот момент появились новые внезапные морщинки. На беду внучки уже подросли и занялись своим обустройством в жизни, позабыв о своей бабушке. И никто в эту минуту не успокоил и неразвеселил старушку.
Дожди затянулись. Дом болел. Подгнили венцы, и сильно провисла обрешетка, еще больше изломав старый хрупкий потемневший шифер.
Вместе с домом, видимо переняв его настроение приболела и хозяйка. Она много спала, во сне кряхтя и охая. Наконец она совсем обессилила и местный «фелдшер»- как она его называла, отправил ее в местную больницу.
Больше дом, хозяйки живой не видел. Однако он знал, что дочери увезли ее в большой город. Там она и умерла. Он увидел ее через год во время похорон и поминок.
Дом вместе с Домовым горько оплакивали смерть хозяйки, и все дома в округе у которых хозяева все еще были живы, и у которых умерли плакали вместе с ним, и очень переживали. Деревня вымирала. И теперь уже было не до хвастовства, и шуток. Общая беда сблизила всех.
Домовой ушел искать более подходящего места. Он долго стоял перед домом и рыдал. Потом махнул на прощанье рукой ,пригладил бороду и скрылся затерявшись в высоких травах.
С этого момента единственным жильцом дома стал Щекастый.
Кот долго мыкался по деревне, угодливо приваливаясь к старухиным валенкам, и бархатно мурлыкая, но те как одна гнали его прочь. Кошек в деревне было навалом. Все теплые места были укомплектованы.Так он помыкавшись и остался жить в холодном одиноком доме. Старый матрас послужил ему хорошим, теплым прибежищем.
Кот пробирался через крышу.
Дом радовался каждому приходу Щекастого как ребенок. Он полноправно считал себя полноценным домом, так как хоть кому то был нужен. Присутствие Щекастого, делало его существование оправданным. Его умиляло, как кот вернувшись с очередной воровской вылазки, сидел в своем уютном гнездышке и вылизывал шерстку, умывая мордочку. Какие же у этого кота были щеки! Выдающиеся щеки! Таких щек не было ни у одного кота в деревне. Дом было уже начал задирать нос, по этому поводу, но подумав о том что кот животное непредсказуемое, и легко может в любой момент свинтить в теплые края, поостерегся.
Прошел год. Зима была теплая но снежная . Щекастый благополучно перезимовал вместе с домом, но изрядно похудел. Удел бесхозного кота – звенеть костями. Дом тоже еще больше осунулся. Крыша совсем прохудилась, и обои в углу вымоченные водой оторвались и повисли лохмотьями. Как ни странно, с отсутствием тепла, Щекастый совсем потерял интерес гадить под диваном. Дом ему за это был благодарен.
Как -то утром к дому подкатили машины. Дом не поверил своим глазам. Из легковушек вылезли разодетые дочери хозяйки. Сердце дома екнуло. Неужели ему улыбнулась счастливая звезда? Неужели у него появятся новые хозяева?
Тогда он и увидел свою хозяйку в последний раз. Ее в гробу вынули из толстого серенького Уазика и поставили перед домом на табуретки. Она лежала как живая. Смерть ее совсем не изменила. Люди ходили вокруг и тихо разговаривали. Немногие пришли, проститься. Деревня стала тихой. Многие уже умерли.
Потом гроб опять загрузили в машину и увезли. Давно все ушли, а она все стояла перед домом и плакала. А еще просила у него прощения, за то, что покинула раньше времени. Щекастый видел ее и крутился у босых ног, обтираясь боком и мурлыча свою тихую нежную песню. Дом заплакал, сказав ей что она ни в чем не виновата. Потом она ушла навсегда.
На следующий день дом опять вспомнил жизнь. Дочки ободрали оторванные обои, вымели полы, оборвали паутины. Затопили печь. Ах как приятно вновь ощутить тепло! Ах, как прекрасен запах блинов и капустных щей! Конечно, не таких наваристых как у хозяйки, но все же.
Поминки почему- то были веселыми. Мужики напились водки и дружно подрались, переворачивая лавки. Бабы их били по затылкам слабыми кулаками, но те совершенно потеряв способность двигаться , валились как кули и смешили всех, даже старых бабушек, которые прыскали в кулачки, крестились и говорили…
- Грех это!
Дом был счастлив.
Когда прошли поминки, дочки остались на целый месяц. Привели все в порядок, и самое главное, наняли работников, чтобы те перекрыли крышу оцинкованным железом, которое давно лежало в сарае. Работники расстарались, и нахалтурили как только могли. Городские тетки совсем ничего не понимали в тонкостях строительных работ, и только довольно охали, глядя на как им казалось справную, красивую работу.
Обиженному дому оставалось только тяжело вздыхать. Он то знал, что работнички «на скору руку» налепили железа оставив щели , и по набив гвоздей мимо обрешетки.
-Руки оторвать нужно,- сказал приехавший потом муж одной из дочерей,- грамотный знающий мужик. Но было уже поздно. Шабашники укатили в дальние дали в погоне за своим длинным рублем.
Дом видел что железо уже совсем сопрело, кое где даже уже проржавев, и щели обещали непременный потоп. Но это все равно - это было лучше чем проломанный раскрошенный, провалившийся шифер.
Щекастый наел морду, и ходил важный с хвостом в струнку. Казалось на его хвосте можно было играть басы если подпустить умелого музыканта. Он даже возобновил свою привычку шнырять под диван и гадить там в свое удовольствие. Но дочки внимательно следили за ним и гоняли тряпкой, лишая потом возможности приваливаться боком к печке.
Прошел месяц. Женщины собрали вещи и со словами…
-Ну теперь хоть перед матерью не стыдно, на следующее лето приедем,- уехали в свой далекий большой город.
Дом ждал их день, месяц, год. Они не возвращались.
Так прошло пять лет. Крыша провалилась, и на чердаке большим слоем лежал снег. Угол в котором раньше висели образа сгнил, пугая соей сыростью и чернотой. Полы провалились. «Болото» (местный пруд) сильно разливалось, и в подполе потом долго стояла гнилая вода. Все отсырело. Лишь старый матрас подогреваемый старым , уставшим Щекастым все еще знал что такое тепло.
За воспоминаниями дом улетел далеко в прошлое. Туда где звенел детский смех, и бабушка смеясь хлопала себя по коленкам рассказывая про «шкелетов» копошащихся в песочке и гоняющихся за курами. Дом плакал и добрые слезы растопленные ярким весенним солнцем капали с его крыши. Он уносился все дальше и дальше туда …в свою молодость. Туда где все были молоды и красивы. Ему не для кого было больше жить. На старом ватном матрасе, в своем холодном гнездышке тихо спал последний жилец, для которого эти холодные стены все еще были каким никаким, а все- таки домом.
