Горный Алтай. Я сижу на камне, а вокруг меня с грохотом мчатся воды Катуни. Передо мной — отвесная скала, а у подножья скалы сидит мой друг Николай Вавилов. Он играет на гармони и тихо напевает о Чуйском тракте…
Кругом сказочная красота. Я сижу на камне, которому тысячи лет, думаю о прожитых годах, о сегодняшних днях и о гармони… Будет ли она звучать на Руси дальше, или умрет вместе с нами, стариками (мне 68-й год). Я имею в виду гармонистов-любителей без музыкального образования.
Теперь о себе. Родился я в глухой вятской деревне. Звуки гармони слышал с рождения. Мой отец Герасим Васильевич с 1898 года. Он был мастером кузнечного дела и знаменитым гармонистом. Его приглашали играть на карусели, которые устанавливали в селах на престольные праздники там, где были церковные приходы. Меня интересовало, на какой гармони он играл, что за гармонь. А я знал от матери Евдокии Осиповны, что гармонь была очень хорошая. Обо всем этом мне поведали старушки из деревни Дергоусово Новосибирской области, в тридцатых годах при раскулачивании крестьян сосланные в Сибирь из Вятской губернии. По их рассказам я вкратце напишу, что запомнил.
Приехал к деду Василию Лифанычу гармонный мастер и заказал изготовить выездную кошеву. Дед согласился и сказал, что фигурную металлическую окову будет делать его сын Герасим, за работу просил ему сделать гармонь. На том и порешили. Откуда был тот мастер и как его звали, я не знаю. Осенью мастер приехал и привез отцу гармонь. Обошел вокруг кошевы и сказал, что за такую оковку, что изготовил отец, гармони мало, и дал еще денег. Гармонь была русского строя, мех из кожи, инкрустация перламутром — так отец говорил.
Гармони хроматического строя он не признавал и говорил, что на такой гармони любой пятилетний парнишонка сыграет. Эти слова от отца я сам слышал.
Когда дергоусовские бабки рассказывали мне об отце, одна все молчала, а потом мне одному говорит: «Я с твоим отцом вместе училась три группы. Я его жалела, а какой он был гармонщик! До него не было таких, и после не будет во веки веков…» — заплакала и ушла. Видимо, вспомнились родина и молодость…
Подошли тридцатые годы, началось раскулачивание. У нас забрали кузницу, коня… Мать молчала, слова не сказала, но когда стали забирать гармонь, бросилась на обидчиков с вилами. Хотя отец ее удержал, но в гармонь вилы-таки воткнула…
По возвращению из тюрьмы отец пытался найти ту гармонь, но увы… Ничего не получилось.
Вот такая история.
Нас четыре брата, все гармонисты, у всех по две — по три гармони. Помню слова матери Евдокии Осиповны: «У меня четыре сына, и все гармонщики. И ото всех пахнет «гарасином», как от батьки».
В сорок втором году отец и старший брат Павел (1924 года рождения) ушли на фронт. Воевали: отец — сапер, брат Павел — артиллерист. А как пришли с победой они, да те из парней, кто уцелел, начался гармонный бум. Всем стала нужна гармонь, хотя играть толком не умели. Это все оттого, что живы, что дома, на родине, полуголодные, раздетые, а гуляли очень весело…
Гармони делали кустари — четверо братьев Румянцевых в городе Яранске. Их уже нет, а гармони играют по сей день. Гармони 23 на 12, каждая имела свое имя: «Забава», «Березка», «Мечта», «Грусть», «Танго» и т.д.
Прошли годы, и все эти гармони оказались в городах.
Когда наши бывшие правители решили ликвидировать деревни, люди разъехались кто куда. У нас сельсовет состоял из четырнадцати деревень, в каждой деревне было по 3—4 гармони, а гармонистов и того больше. А сейчас осталась одна деревня, зато центральная усадьба совхоза — с одним гармонистом и двумя гармонями. Вот поэтому и задумаешься, какая музыка будет звучать на свадьбе, крестинах, на проводах в армию и встречах. Поэтому на душе тяжело. Мне скоро семьдесят, из моего поколения — детей тридцатых годов — осталось мало, не говоря о фронтовиках — их единицы. Меня радует одно: начинают звенеть колокола на нашей многострадальной Руси, может, возродится крестьянство? А с ним и гармонь… Не знаю. Дай-то Бог!
Семён Герасимович Решетов, г.Барнаул
Источник: журнал «Играй,гармонь!» выпуск №5